Виталий Полищук - Серые тени в ночной тьме
…мне всего четыре года, карамель за щекой,
я иду и улыбаюсь прохожим,,,
Доносившийся временами шум, веселые выкрики и смех говорили, что веселье было в разгаре, а его интенсивность, заглушающая звуки песни – что компания уже успела « принять на грудь», малую толику горячительного. А скорее всего – не такую уж и маленькую,
– … И я сам на карамельку похо-о-жий! – закончил песню Третьяков, что на веселье никак не повлияло.
Что ж, стоит немного уделить внимание приятелям Сергея и описать их.
Во главе стола сидел заводила и лидер компании Ваня по прозвищу Важно. Нет-нет, грузином он не был, а просто носил узко пробритые усики на смуглом лице, был слегка горбонос и любил изображать время от времени кавказский акцент, обращаясь при этом к друзьям: «Да-арагой, защем это, ара!..»
Ну, где-то так. Хотя «ара» – это из лексикона жителей Армении, а не Грузии. О чем Вано, скорее всего, просто не знал.
Справа от него сидел Серега Остроухов, рядом с Сергеем – его подруга Оля. Девушка была внешне ничего себе, но ее слегка портила поза – она любила изображать из себя этакую вальяжную теледиву. Какими она представляла себе этих кинодив – томными, с выражением скуки на лице, непременно с сигаретой, зажатой между пальцами. Ну, примерно вот так.
Сейчас она сидела, полу прикрыв голубые глаза и вытянув ноги и лениво наблюдала, как неспешно развивается пиршественное действо.
Прямо напротив нее расположился последний участник пирушки – Женька Кульков по прозвищу, естественно, «Кулек». Кудрявый и голубоглазый, верткий, он, хотя был невысокого роста, нравился девочкам их курса и слыл сердцеедом. Однако не это было главным качеством характера Женьки, то бишь – вовсе не любовь к прекрасному полу. Главной особенностью его характера было неуемное любопытство – если было во что сунуть из любопытства нос – Женька его обязательно совал. И хотя частенько нос ему за это прищемляли, ничто не могло остановить его. Ну, такой вот у парня был характер, что ж поделаешь!
Так что на карамельки (это если следовать словам песни, звучавшей из динамиков магнитофона), члена компании похожи не были.
Можно добавить еще, что все они были студентами местного университета и учились на разных факультетах, что не мешало их тесной дружбе.
Тем временем веселье набирало силу, компания уже успела изрядно принять горячительного, о чем свидетельствовали несколько пустых бутылок, стоявших сбоку от Сереги на полу у ножки стола.
– А мы не пили еще за любовь! – кричал Серега. – За любовь еще не пили!
– Ара, какое упущение! – поддерживал его Вано. – Наливай!
Сергей принялся наливать бокалы, и скоро в воздух взвились четыре наполненных рубинового цвета жидкостью сосуда, раздался звон, живительная влага поменяла свое местонахождения, приятно освежив четыре алчущих рта.
И в такт их действиям, в унисон тосту из динамиков полетело:
«Ах, какая женщина, какая женщина, мне б такую,,,»
И веселье продолжалось, правда через некоторое время всегда любопытствующий Женька перевел ход мыслей компании с романтически-облачного настроя на дела сугубо практически приземленные.
Все это время он шарил взором вокруг, изучая окружающую обстановку.
Изучать, впрочем, особо было и ничего. Большой зал был ярко освещен горевшей под потолком люстрой, и взору Женьки открывалось все – обстановка, фотографии на стенах, домотканые дорожки на полу. Но интересного ничего не было – мебель представляла из себя причудливое смешение стилей и эпох – если у одной стены стоял вполне современный трельяж с посудой, то у противоположной стены, между двумя окнами – явно старинный, может быть даже – антикварный комод, на котором стояли фарфоровые статуэтки, шкатулка (с документами, скорее всего) и самовар.
Женька встал и прошелся сначала по залу, потом заглянул в остальные комнаты,
– Ну и хоромы! – сказал он, возвращаясь, садясь на место и наливая себе вина в бокал. Троица остальных его приятелей была занята кто чем – Сергей и Оля топтались рядом со столом, обнявшись и изображая медленный танец, а Вано внимательно рассматривал на свет свой бокал с теперь уже янтарного цвета жидкостью,
– Ты что же, Острый, – (Острый – это было прозвище Сереги), – теперь уйдешь из общаги и будешь здесь жить? Один? – спросил Женька.
– Пачэму один? – ответил ему Вано, легким движением опустошил бокал, взял с блюдца и положил в рот оливку. – С любимой дэвушкой, понимаэшь!
И оба повернули голову в сторону топчущихся на месте Сереги и Оли. Выражение лица Оли скорее опровергало мнение псевдогрузина, чем подтверждало его. Впрочем, Сереге этого видно не было – его лицо было повернуто в другую сторону.
Женька тем временем уже вновь успел встать и медленно двигаясь вдоль стены с развешенными на ней фотографиями, принялся внимательно рассматривать их. Однако вид однообразных мужских, женских и детских лиц быстро ему надоел и он, подойдя к танцующей парочке, спросил Серегу:
– А еще фотографии есть? Ну, альбомы там всякие…
– Да-да! – поддержала его Оля, который наскучило это топтание на месте. – Давайте фотографии посмотрим!
– Но сначала выпьем! – закричал Серега, размыкая руки, которыми он тесно прижимал к себе Ольгу. – За любовь!
Ему, похоже, идея жить в ново обретенном доме с любимой девушкой пришлась по сердцу.
Выпили за любовь. Затем из ящика комода были извлечены альбомы и все, рассевшись на диване, принялись листать их и рассматривать фотографии – старые и новые, черно-белые и цветные.
Любопытный Женька при этом то и дело тыкал пальцами в очередное фото и спрашивал:
– А это кто (или «что»)? А это?
Сергей давал пояснения, но он знал далеко не всех, чьи лица были на снимках.
Но вот в руках у Женьки оказалось большое цветное фото подворья дома Остроуховых, выполненный съемкой со стороны калитки ограды. На ней был виден дом, окруженный плодовыми деревьями, на заднем плане – голубая ширь Оби, а сбоку фотографии виднелся расплывчатый случайно угодивший на снимок угол старого сарая.
– Это я фотографировал! – сказал Сергей. – В прошлом году!
– А это что? – спросил, тыкая пальцем в размытый край фотографии любопытный Женька. Он показывал на краешек угла сарая.
– Да это сарай! – досадливо ответил Серега. – Старый сарай во дворе!
– А что там, в сарае? – не унимался Кулек.
– Всякая старая дрянь, ара! – ответил ему Вано.
А Сергей добавил:
– Я не знаю. Бабушка все время мне говорила: «Смотри, к сараю и близко не подходи!» Да его никогда и не открывали – там на воротинах замок ржавый висит, наверное, еще прадед до революции повесил…
